Лен кормит и одевает. Историко-хозяйственный очерк "Владимирское ополье".
Российская академия сельскохозяйственных наук, Владимирский НИИСХ Владимирское общество сельского хозяйства.
М. И. КИЧИГИН, А. Л. ИВАНОВ.
Под посевом льна в среднем за 5-летие (1905 — 1909 гг.), по данным центрального статистического комитета, во Владимирской губернии было занято 38397 десятин, она занимала в этом отношении 11-е место среди остальных губерний России и опережала Нижегородскую, Вологодскую, Могилевскую, Новгородскую, Минскую, Виленскую, Калужскую, Московскую, Курляндскую, Санкт-Петербургскую, Эстляндскую, Гродненскую, Олонецкую и Архангельскую.
В это время посев льна занимал 4,8% всей посевной площади в губернии, а в яровом поле он был еще выше 9,7%. (Губерния занимала уже 8-е место).
Данные по уездам распределялись так. В Суздальском уезде подо льном было занято 7706 десятин, в том числе на землях крестьянских — 7088 дес., а на землях частновладельческих — 618 дес. На 2-м и 3-м местах стояли Меленковский и Гороховецкий уезды. В Юрьевском уезде льном было занято всего 3965 дес., из них у крестьян — 3220 и у частных владельцев — 745 дес. Затем шел Судогодский район — соответственно 2567, 2439 и 128 дес., Владимирский — 2432, 2368 и 64 дес., Переславский — 1899. 1812 и 87 дес., Александровский — 1171, 1095, 76 десятин.
Как видно из этих данных, около 60% всей площади льна падало на 4 уезда. Причем, льноводство было развито почти исключительно у крестьян. При сравнительно небольших посевах они могли убирать лен силами своей семьи в свободное от других полевых работ время. Помещики сеяли его очень мало, прежде всего из-за дороговизны рабочих рук. На это приходилось треть всех показаний; 22% указывали на сложность обработки льна и другие причины.
Судя по некоторым историческим данным, разведение льна во Владимирской губернии началось одновременно с заселением славянами Суздальского края. В XIV веке лен уже становится предметом торговли суздалян с новгородцами. В договорной грамоте последних (1305 г.) с «Суждальской землей» определенно указывалось на «хмельные и льняные короба». И чем ближе к нам, тем все чаще и чаще попадаются указания на торговлю льном местных жителей. В начале XVIII века Владимирская губерния выделялась по развитию в ней промышленного льноводства. По крайней мере, в указе Петра I от 17 декабря 1715 года «О размножении льняных и пеньковых промыслов сказано: «...во всех губерниях размножить льняные и пеньковые промыслы, например, как обыкновенно промышляют льном в Пскове и в Вязниках».
Однако, в связи с распространением механического бумаготкачества с начала XIX века льноводство начинает быстро идти на убыль. Из строя льноводческих уездов выходят сначала Шуйский уезд, а затем Ковровский, который еще в 1857 году ставился на первое место среди других по сбору льняного волокна (120120 пудов). Это были как раз те уезды, где взамен льнопрядения и льноткачества образовались крупные центры механического бумагопрядения и бумаготкачества.
И в начале XX века во Владимирской губернии продолжался этот упадок. За 30 предшествующих лет площадь посева льна уменьшилась здесь на 1/3 часть, причем это уменьшение шло довольно устойчиво. Так, если в 1881 году в губернии было занято под льном 55123 десятины, то уже в 1910 году — только 38810 десятин. Уменьшился одновременно и процент льна в яровом поле — с 12 до 9,6%.
Какие же культуры становились в это время на место льна? В. А. Черневский указывает на картофель и овес. Кривая же всех остальных культур ползла в это время вниз. Площадь под картофелем, например, за 15 лет возросла более чем в полтора раза. Что овес и картофель вытесняли прочие культуры, видно хотя бы из того, что общая площадь посева всех хлебов за этот период почти не увеличивалась. В общем может показаться, что лен постепенно уступал свое место менее интенсивным культурам.
Однако такой вывод окажется преждевременным. Именно в эти годы (1910 — 1912) намечается поворот к лучшему с этой культурой. Условия льняного рынка складывались для России в это время все более благоприятно, торговля входила в правильное русло, цены на лен держались довольно высокие и все это, безусловно, сказывалось на увеличении площади посева льна. Если в 1908 году в губернии было занято под ним 37347 десятин, то уже в 1910 — 38810 десятин. Причем в эти годы систематическое увеличение площади льна наблюдалось в Переславском, Суздальском и Юрьевском уездах, то есть как раз в опольных местах. При этом западные волости Переславского и Александровского уездов попали в высшую группу по процентному отношению льна в яровом поле, образовав тем самым как бы новый льноводческий район Владимирской губернии.
Современники указывали на следующие причины увеличения посевов льна:
1. повышение цен на продукты льноводства, высокая доходность его;
2. хорошие урожаи льна;
3. введение четырехполья и общее увеличение посевной площади;
4. отсутствие внеземледельческих промыслов и увеличение числа рабочих рук при росте народонаселения.
92,5% всей посевной площади льна приходилось на крестьянские надельные земли. Но лен сеялся еще и на крестьянских купчих и на арендованных ими землях.
Технология возделывания льна была следующая. Наиболее подходящими местами для него являлись низины с темными суглинками и уклонами на юг; причем в сухие годы он лучше удавался на суглинках в низинах, а в сырые — на супесях и на возвышенных местах. В крестьянском хозяйстве большая часть льна высевалась в яровом клине. Кроме этого он еще сеялся на пустырях, залогах и новях, на клеверищах, озимом поле, в усадьбах. Раньше, при господстве трехполья, лен возвращался на то же место в поле обычно через 3 года на удобряемых землях и через 5 лет на неудобряемых. При этом сплошь и рядом этот срок сокращался до 1 года, но иногда и удлинялся до 10 лет на удобряемых и до 12 — на неудобряемых землях.
Такое быстрое возвращение льна на то же место в поле, естественно, сопровождалось усиленным истощением почвы, из которой он выносил массу наиболее усвояемых питательных веществ и тем самым вызывал периодические неурожаи. Это обстоятельство заставило местных льноводов задуматься о более рациональных севооборотах. Лучшими уже тогда признавались многопольные севообороты. По всем показаниям, лен лучше всего удавался после трав, главным образом клевера и овса, а хуже — после картофеля и льна же. Травосеяние, таким образом, положительно влияло и на льноводство. Хотя и слабо, но его влияние все больше прогрессировало.
Цикл работ по обработке пашни под лен начинался с пахоты. Число вспашек колебалось от одной до 4-х, чаще от двух до трех. В Суздальском уезде практиковалось три вспашки. Средняя глубина пахоты была около 2 ½ вершков при колебании от 1 до 5 вершков, причем во второй раз пахали глубже почти на 1/3 — 1/2 вершка. Наиболее глубокая пахота наблюдалась в Суздальском, Шуйском, Юрьевском и Покровском уездах, наиболее мелкая — в Ковровском и Переславском уездах.
Вспаханное поле вскоре подвергали бороньбе. Число боронований колебалось от 2 до 3, причем при употреблении железных борон эти число было несколько меньше. Боронование после первой вспашки производилось в 3 — 5 следа, после второй и при заделке семян — в 2 — 4 следа, вообще число следов колебалось от 1 до 10.
Обработка почвы производилась обычно в следующие сроки:
Первая весенняя вспашка - 25/1V (Колебания 20/ІѴ — 30/ІѴ)
Первая весенняя бороньба - 3/Ѵ (28/ІѴ — 11 / V)
Вторая весенняя вспашка - 20/V (13/Ѵ — 29/V)
Вторая весенняя бороньба - 22/Ѵ (13/Ѵ — 29/Ѵ)
Третья весенняя вспашка - 27/Ѵ (18/Ѵ — 2/ѴІ)
Третья весенняя бороньба - 27/V (13/Ѵ — 3/ѴІ)
В некоторых случаях первая вспашка производилась еще с осени для того, чтобы уменьшить количество сорных трав в пашне. Пахали обычно во 2-й половине сентября.
Среднее – 17/IX Колебания – 29/VIII-7/Х
Но зяблевая вспашка эта была распространена слабо.
Преобладающим орудием пахоты в большинстве уездов являлся плуг, но во всех почти применялась и соха, а во Владимирском, Суздальском, Шуйском и Юрьевском уездах еще и косуля.
Вот как распределялось число плугов и других орудий по данным опроса осенью 1910 года:
Александровский уезд — число опрошенных 202, сох — 58, косуль — 49, плугов — 228 (в абсолютных числах), борон с деревянными зубьями — 147, с железными — 171.
Владимирский уезд — число опрошенных домохозяев 139, сох — 48, косуль — 29, плугов — 152, борон с деревянными зубьями — 128, с железными — 68.
Переславский уезд — число опрошенных — 219, сох — 55, косуль — 8, плугов — 237, борон с деревянными зубьями — 156, с железными — 179.
Суздальский уезд — число опрошенных 140, сох — 156, косуль — 80, плугов — 136, борон с деревянными зубьями — 194, с железными — 19.
Юрьевский уезд — число опрошенных 168, сох — 103, косуль — 49, плугов — 169, борон с деревянными зубьями — 187, с железными — 69.
Непосредственно под лен удобрение не вносилось, в тех же случаях, когда это делалось, то применялся исключительно навоз. Запахивали удобрения вершка на 3 — 3 ½ , однако для различных почв и удобрений эта глубина колебалась от 0,5 до 6 вершков.
Относительно времени сева льна у крестьян существовал целый ряд примет:
Среднее 26/V Колебания 17/ - 1/VI
«До 21 мая не сеют лен. Есть поговорка: «Не спроса Елен не сеют лен» (Покровский уезд).
«Иван Белый — лен сеют» (Александровский, Владимирский, Ковровский, Судогjдский и Суздальский уезды).
«29 мая Иоанна Кудрявого — льны кудрявы. 30 мая Исаакии льны высоки» (Гороховецкий уезд).
«29 мая день Феодосии колосницы, никогда не сеют, будто бы не родится долгий лен» (Суздальский уезд).
«Сеют лен на Лукьянов день (3 июня), это примета стариков, предков наших» (Муромский уезд) и т. п.
Семена льна заделывались бороной, которую волокли при этом обычно зубьями вперед. Прикатывание было распространено слабо. В среднем на 1 десятину высевали 6,5 пудов семян. На три четверти пользовались своими семенами, остальные покупали, причем наибольшим распространением пользовались псковское или «обское» семя, суздальское или «слободское», а затем ростовское. Но так как суздальское и ростовское семя представляли собой лишь перерод псковского долгунца, то этот последний в сущности и являлся почти единственным сортом льна, разводимым во Владимирской губернии.
По данным центрального статистического комитета, в 1906 — 1910 годах со всей посевной площади (38715 дес.) было собрано в общей сложности 851730 пудов семян и 774300 пудов волокна. Экономическая выгода от его производства составляла 5 млн. рублей ежегодно. В экономике всей губернии это, конечно, небольшая цифра, но если принять во внимание, что разведением льна занималось всего 4 — 5 уездов, то относительная ценность продукта для них была громадной.
Мы уже знаем что в ополье получило широкое развитие производство масла из льняного семени. Особенно возросло оно в последней четверти прошлого столетия. Так, в 1884 году в одном только Юрьевском районе имелось в крестьянских хозяйствах 73 маслобойки, которые ежегодно вырабатывали до 21910 пудов масла. Его сбывали возами в близлежащие города, причем доход от сбыта превышал 150 — 200 рублей. Не удивительно поэтому, что и земледелие у маслобойщиков стояло несравненно выше остальных крестьян, и грамотность распространялась сильнее. По данным В. С. Пругавина, 94% домов, занимающихся маслоделием, было в 1880 году грамотных, по сравнению 51,5% у остальных крестьян. Лен буквально кормил здешних крестьян, так же как и одевал.
Производство холстов (ткачество) на льняной основе возникло в Юрьевском уезде еще в далекой древности, с тех самых пор, как началось здесь возделывание льна. XII век вполне можно считать уже окончательно водворившим эту культуру. Что касается вопроса, откуда русские люди могли заимствовать способ тканья и откуда у них взялся ткацкий станок и при нем бердо, ремизы и челнок, то и на это ответить нетрудно: все северо-восточные города в древней России имели сношение с Великим Новгородом, а последний был в торговой связи с востоком и Ганзейскими городами, и потому безошибочно можно сказать, что они заимствовали ткачество оттуда, ибо на востоке давно существовало производство гладких и узорчатых тканей.
От новгородцев же здешние жители заимствовали также и искусство составлять краски и вырезывать набойные доски, чем было положено основание набойке по холсту масляными красками, а с половины XVIII столетия — выбивке по холсту разных сортов. Вскоре после этого здесь совершился переход к ситцевой мануфактуре. Возникшее бумажное производство быстро развивалось, вытесняя мало-по-малу льняную промышленность и проникая в самую глушь деревенских поселков. Возделывание льна уменьшилось, но ненадолго. В последнее десятилетие прошлого века цены на льняные семена на международном рынке стали быстро возрастать, соответственно повысились они и на внутреннем рынке. Мера семян, стоившая прежде 70 копеек, продавалась теперь за 1 ½ — 2 рубля. В это время средний урожай семян был сам — 7, а волокна с десятины получали около 30 пудов. Следовательно, средний доход от льна с десятины, равнялся:
30 пудов волокна по 4 — 50=135 рублей;
35 пудов семян по 1 — 50 = 52 руб. 50 коп.
Итого — 187 руб. 50 коп.
Даже вычитая из этой суммы расходы на семена и на аренду земли, она составляла не менее полутораста рублей с десятины. Трудно найти еще какую-нибудь культуру, которая бы приносила больше дохода. При этом нельзя сбрасывать со счета и громадный, тяжелый труд при возделывании льна. Теребление, мочка, просушивание, мятье и трепание льна долгое время производились вручную. Только благодаря упорному труду и крайне тщательному вниманию к этой культуре, лен являлся в ополье одним из самых выгодных полевых растений. Вследствие этого, в здешних крупных хозяйствах, обрабатывающих поля наемным трудом, попытки возделывания льна окончились полной неудачей. Вот что, например, сообщил Пругавину управляющий имением князя Абамелика Н. Г. Оттенберг. Имение это находилось в Глумовской волости, то есть в самом центре льняного производства. К этому времени (1882 год) собственной запашки в имении уже не было. Последней попыткой самостоятельного ведения хозяйства было здесь возделывание некоторое время льна. По рассказу управляющего, земля при этом сдавалась крестьянам исполу за треть урожая, но несмотря на это, обрабатывалась ими крайне небрежно, так что урожаи получались очень низкими. Мять же и трепать лен наемными рабочими оказалось совершенно невозможно. Над этим занятием работало 50 баб, но в действительности постоянно занятыми из них было не более 45, остальные же уходили за нуждой». Ежедневно каждая из баб уносила на ногах и т. п. до 20 фунтов льна, так что в общей сложности вся потеря от воровства достигала иногда 2 — 3 пуда в день.
Таким образом, путем горестных размышлений князь пришел к выводу, что выгоднее всего сдавать землю в аренду, ибо спрос на нее увеличивался с каждым годом, а арендная плата дошла до 15 рублей за десятину. К подобному решению приходили и другие помещики, и, в конце концов, культура льна исключительно и всецело перешла в руки крестьян. Она сыграла далеко не последнюю роль в деле развития и укрепления в этом районе самостоятельного крестьянского хозяйства. Приобретя в свое распоряжение, хотя и дорогой ценой, частновладельческие земли, здешние крестьяне получили возможность в широких размерах вести льняное хозяйство. Каждый дом высевал в среднем 10 — 15 мер льна. Некоторые многосемейные хозяева продавали льна (семенами и волокном) на 300 — 500 рублей ежегодно.
Главным центром для сбыта здешнего льна являлся Гаврилов Посад Суздальского уезда, отчасти село Аньково и Юрьев. Также, иногда приезжали сюда скупщики льна из Ярославской и Вологодской губерний. В Гавриловом Посаде осенью ежегодно проходили громадные льняные базары. На каждом из них бывало по 300 — 400 подвод со льном; общее же количество льна, пропускаемое ежегодно через Гаврилов Посад, равнялось 50 — 60 тысячам пудов.
Интересно отметить, что первый урожай льна крестьяне продавали соседям по 2 рубля 50 копеек за меру. Они очень внимательно относились к выбору семян, не жалели денег на них и зорко следили за тем, у кого лучше родился лен — к тому тотчас и спешили за покупкой. Обычно же покупали семена льна в городе Ростове по 2,5 — 3 рубля за меру псковского или, то же самое, «обского» сорта.
Такое пристальное внимание к культуре льна имело у опольных крестьян свои давние корни. Дело в том, что помимо продажи семян и волокна, производства масла и обычных в быту тканей здесь владели секретом выделки самого тонкого льна, из которого затем плели голландские кружева и ткали батист.
Технология приготовления такого льна была следующей.
Начисто вычесанный лен обвертывали белой плотной холстиной, обвязывали тонкими бечевками и держали педели две в сыром погребе, затем развязывали его, клали под прачечный каток и, сильно нажимая камнями, катали как белье раз пять или шесть. После этого чесали лен на гребне с частыми зубьями и снова катали. Такое действие повторялось раза три, и лен делался мягким и тонким, как шелк. Правда, третья часть обделанного таким образом льна шла на очески, но именно из этих тонких оческов пряли нитки и ткали очень хорошее домашнее полотно, не уступающее лучшим заграничным образцам. Льняная волость (волокно) выходила из-под катка плоская, но от чесанья снова делалась круглой. Из такого льна выходила самая тонкая ткань.
Нельзя не упомянуть и о другой лубоволокнистой культуре, выращиваемой в ополье, — конопле. Известна она была здесь издавна, но получила широкое распространение во времена создания регулярного морского флота Петром I. Из волокна конопли делали не только ткани, но и канаты, веревки, парусину, из него же получали пищевое масло и жмых — ценный питательный корм для скота. Отбросы конопли (и льна тоже), называемые кострой или костригой, благодаря их хорошим термоизоляционным свойствам, шли на строительство домов, хлевов, сараев. Ими покрывали крышу от пожаров, конопатили стены. Кстати, слово конопатить и произошло от «конопь, конопля». Оно чисто русское. Насколько разнообразной была польза, получаемая от конопляной постриги в сельском хозяйстве, видно из следующего отрывка: «Если насыпать на садовые дорожки слой конопляной постриги в ладонь толщиной, смочив ее предварительно соленой водой, и потом засыпать песком, то получатся самые сухие дорожки, на которых не будет расти никаких сорных трав и не будут водиться ни черви, ни крысы и тому подобные истребители садовых растений. Дорожки остаются несколько лет слегка эластичными, укатываются катком и скоро вбирают в себя сырость, отчего по ним приятно ходить. Зимой кострига весьма хорошее покрытие для растений, оставляемых на зимовку в грунте, как по теплоте своей, так и колючести, которая препятствует жить под нею мышам и кротам. Но самую большую пользу кострига приносит в строениях. Смешанная с глиной или илом, разведенных в соленой воде, она настилается слоем вершка в два или три наката и притоптывается, отчего делается тверда как камень, сохраняет теплоту и предохраняет строения от огня. Мыши и крысы не роются в ней никогда и не заводят гнезд».
